Всеславна не помнила, как ноги донесли ее до воеводиных хоромов. Войдя, она без чувств повалилась на пол. Воевода, поняв, что девушке все известно, бережно поднял ее и перенес на кровать.

Князь Всеволод постригал перед зеркалом свою жиденькую бороденку, стремясь придать ей игривый вид, когда к нему вошел новый тиун.

– Добрые вести, князь, Кузьма вернулся, – тиун дернул носом.

– Какой Кузьма? – спросил князь, щупая свои усики.

– Тот, что с Аскольдом ходил. Сказывает, татары его порубали…

– Та-а-к… – Князь вскочил и возбужденно забегал по комнате. – Хорошо! Хорошо! Ступай, пригласи ко мне бояр, – приказал он, потирая виски.

Очнувшись, Всеславна с тревогой оглядела помещение. Рядом с кроватью стоял воевода. Как он изменился за одну ночь! Весь ссутулился, всегда живые глаза потухли, резко обозначились морщины, лицо посерело.

– Нет! Нет! Не верю! Он жив! – Княжна зарыдала.

– Успокойся, дочка. Я горжусь тем, что он отдал свою жизнь за эту землю, за нашу веру. Наберись мужества – идут тяжелые испытания, – он ласково погладил девушку по вздрагивающим плечам.

– Нет! Господи, укажи мне дорогу к нему! – причитала Всеславна, не слушая воеводу. – Я полечу к нему белой лебедью, серой волчицей побегу, поползу желтобрюхой ужицей… Я хочу упасть на его могилу… – ее слова прервались бурными рыданиями.

В дверь постучали. Вошли Добрыня и Еловат. Насупившись, молча встали у двери.

– Мы тебя, воевода, не оставим, – решительно сказал кузнец.

– Я тоже никогда не оставлю тебя! – княжна вскочила с постели.

– Спасибо, княжна, спасибо, други, за верность вашу! – Воевода прослезился. – Но надо заниматься делом. Ох, и тяжелое ждет нас время!..

Душа Всеволода пела. Наконец-то Всеславна свободна, и он может осуществить задуманное! На этот раз он решил не просить руки самому, а послать к юному князю Василию бояр.

Выслушав посланников, Василий ответил:

– Сестра моя вольна сама выбирать себе избранника по сердцу. Волить ее не могу. Ступайте, скажите князю, что я подумаю.

Он направился за советом к Сече.

Воеводу князь нашел у крепостных ворот. Сеча наблюдал за тем, как Еловат укреплял ворота толстыми железными полосами, садя их на мощные штыри с обратной засечкой. Воевода взял из рук помощника кувалду и, широко размахнувшись, ударил по одной из полос. Она даже не пошевелилась.

Заметив озабоченного Василия, Сеча положил инструмент, вскочил на коня и вместе с юношей направился к берегу Другусны, подальше от посторонних ушей.

– Были бояре, предложили, чтобы Всеславна вышла замуж… – Василий замялся.

– …За князя Всеволода, – подсказал воевода и вздохнул. – Ну что ж, надо подумать.

Некоторое время ехали молча, Василий терпеливо ждал. Наконец, воевода заговорил:

– Думаю, сестру твою все же придется отдать за Всеволода, – Сеча устремил взгляд вдаль, где небо сливалось с землей. Видно было, что ему тяжело говорить об этом.

– Но он противен сестре! – воскликнул юноша.

– К сожалению, князь, в жизни часто приходится мириться с тем, чего не желаешь. Сестра у тебя добрая, славная девушка. В любой дом принесет счастье. Мне Всеславну искренне жаль. Но тебе хорошо известно, что наш Великий князь не очень-то нас жалует. Многим там, – воевода кивнул на запад, – вертит его супруга, сестра Всеволода. И если, не дай Господь, татары нападут на нас, княгиня может подсобить – не бросит же она своего родственничка. – Последние слова Сеча произнес с презрением.

– Хорошо, я скажу ей, – грустно согласился Василий и поскакал в город.

Воевода поднялся по склону и очутился на внешней стороне рва, который черной раной зиял на фоне белоснежного поля, переходя на противоположной стороне в грозные высокие стены. Сеча долго любовался этим неприступным видом, как любуется мастер на свое творение…

Василий решил сразу сообщить сестре о разговоре с боярами. Два раза он подходил к ее двери, но все медлил. Изнутри доносились голоса. Наконец пересилил себя и толкнул дверь. Несколько девушек, сидевших за вышивкой, увидев князя, поднялись и, подталкивая друг друга, удалились из светлицы.

– Что случилось, Василек? – рассерженная внезапным вторжением, спросила Всеславна, откладывая рукоделие.

– Тебе надо выходить замуж за Всеволода! – выпалил он одним духом и густо покраснел.

Всеславна выпрямилась.

– А ты, брат, вижу, уже настоящий князь. Ты начинаешь распоряжаться судьбами людей с легкостью восточного властелина. Так знай: я никогда не выйду за него замуж.

– Сестра, успокойся… Подумай, может, будет лучше, если ты…

– Никогда! – перебила его княжна. – Я не изменю памяти того, кто был готов отдать жизнь за меня. И я не верю, что он погиб! Сердце мое говорит, что он жив. И я сделаю все, чтобы его отыскать! – Девушка отвернулась, показывая, что разговор окончен. Ее толстая коса взметнулась над головой, как бич пастуха, поднимающего стадо.

Кузьма купался в лучах славы. Не проходило и дня, чтобы его не пригласили в какой-нибудь дом рассказать о сражении. И все мужественнее и храбрее выставлял себя Кузьма в этих рассказах. Выходило, что от его усилий обратился в бегство огромный отряд татар.

– Умерься, Кузя, – совестила жена, в очередной раз забирая хмельного мужа из гостей. – Скоро договоришься до того, что все татарское войско один прогонишь…

Однажды вечером Кузьма валялся на полатях, ожидая, что кто-нибудь опять пригласит его в гости. Вдруг залаяла дворовая собачонка, и с порога раздался нежный женский голос:

– Можно?

Кузьма натянул штаны, сунул ноги в валенки и подскочил к гостье. Перед ним стояла княжна.

– Ты видел гибель Аскольда? – тихо спросила она, пристально глядя на хозяина.

– Да, да! – Он торопливо закивал головой.

– Тогда собирайся! Едем! Он лежит там один-одинешенек, в холодном чужом поле. Никто не оплакал его на чужбине, никто не предал его бренное тело земле. Я это сделаю! А ты покажешь, где он погиб, где можно найти его останки.

– Что ты, княжна, – Кузьма умоляюще сложил руки, – туда нельзя! Там погибель!

– Презренный трус! Я женщина – и то готова совершить этот путь!

Видя решительность Всеславны и понимая, что она не отстанет, Кузьма еле выдавил:

– Мы не найдем Аскольда, потому что гибели его я не видел!

Княжна ахнула, всплеснув руками.

– Значит, он жив! Жив! – воскликнула она с отчаянной надеждой в голосе.

Мысли Топорка все чаще возвращались к прожитому. Ему стал ненавистен тот день, когда он вернулся к своим. Он не мог одобрить бессмысленной жестокости своих соплеменников. Земля плавала в крови. Мирная и добрая, она застлалась пожарищами, наполнилась криками и стонами людей. Целые села стирались с лица земли.

Шум, пронесшийся по стану, заставил Топорка прислушаться.

– Пленного, пленного ведут! – слышалось отовсюду.

Взглянув на грязного, окровавленного человека со связанными руками и арканом на шее, Топорок задрожал. Глаза пленного, такие знакомые, родные, были полны укора и презрения.

– Что делать? Что делать? – заметался Топорок.

Тем временем юношу привели к шатру, стоявшему в стороне, и втолкнули внутрь. В наступившей тишине острое чувство одиночества охватило Аскольда. Он опустился на мягкий войлочный пол, опершись спиной о гладкий шест, и погрузился в воспоминания…

Под утро к шатру, где находился пленный, прискакал воин. Старший из охраны подозрительно посмотрел на гостя. Тот спокойно выдержал этот взгляд и, не слезая с лошади, распахнул одежду. В свете факела ярко сверкнула на его груди пайцза, да какая! Увидев грозный оскал тигра, страж раболепно склонил голову.

– Прикажи привести пленника, я отвезу его к хану.

– К хану, в такое время? – осмелился возразить страж.

Воин огрел его плетью.

– Ты не выполняешь повеление Всемогущего!

Этого было достаточно, и вскоре пленник оказался перед воином. Толкнув его копьем в плечо, так что юноша покачнулся, всадник показал на дорогу.