– Беда, город гибнет! Татарва одолевает, помощь нужна.

– Князь тебя сегодня не примет, у него встреча с паном Крыжаком, посланцем князя Мазовецкого. Бесполезно к нему рваться, как бы хуже не сделать. До утра терпи…

В жизни Меченого произошли изменения – он женился. На крыльце друзей встречала круглолицая молодица с большими карими глазами и лучистой улыбкой. Аскольд украдкой взглянул на дружинника и по его улыбке понял, что тот счастлив.

А вечером в избу битком набился народ. Аскольд неторопливо поведал о пережитом и увиденном. Люди ахали, переспрашивали, кипели от возмущения и рвались в бой. Сердце Аскольда ликовало.

Назавтра юноша добился приема у князя. Когда Аскольд вошел в гридницу, князь поднялся из-за стола и, раскинув руки, пошел ему навстречу.

– Вот наш герой! – были его первые слова. – Ну, рассказывай, как у вас там?

В гриднице за столом сидели бояре и дружинники, с любопытством и нетерпением посматривая на вошедшего.

Аскольд поклонился князю, присутствующим.

– Великий князь, премилостивые бояре! Козельцы бьются не на жизнь, а на смерть. Помогите им! Этим вы поможете Руси, поможете себе. Да, враг силен, но не сильнее нас, если мы будем вместе. Да, пали многие русские города. Они пали оттого, что остались одни, что дрогнули их души, склонились спины от страха. Но Козельск стоит. Стоит! И это ли не пример для вас, когда мужество побеждает силу? Мы, козельцы, просим, – Аскольд низко поклонился князю, потом всем остальным, – откликнуться на нашу беду. Гибнут ваши братья. Они ждут! – Глаза юноши горели неукротимым огнем, лицо пылало отвагой и решительностью.

Гридница загудела, как потревоженный улей. Михаил, не ожидавший таких речей от простого сына воеводы, растерянно переглянулся с человеком, сидевшим справа. Он выделялся среди прочих своей одеждой – черный с блестящими медными пуговицами кафтан, белоснежная рубашка. Аскольд догадался: это и есть пан Крыжак. Тонкое, умное лицо пана не осталось безучастным.

– Карашо сказаль, вьюнош. О, если бы тебя услыхать Фридрих! – Он величественно поднялся.

– Значит, ты одобряешь поход? – поспешно спросил Михаил.

– Да, да, – тонкие губы пана растянулись в улыбке.

– А ваш князь, мой друг Конрад, примет участие? – Михаил уставился на Крыжака, навалившись на стол.

– Мой князь уполномочиль меня передать, что осень ми будем готови, если пруссы не будут угрожать моя границ, – он обвел присутствующих взглядом.

– Хорошо, – князь вскочил, – осень так осень. Но что делать козельцам? Ты слышал их просьбу, знаешь, что город сейчас истекает кровью. Помощь ему нужна сейчас!

Крыжак замотал головой.

– Сейчас? Нет.

Михаил побагровел.

– Я немедля ехать в Мазовей, – продолжал Крыжак. – Будет информир князя. – Он поклонился, приложив руку к сердцу.

Тогда Михаил обратился к боярам:

– Ну что будем делать? Поможем козельцам?

Бояре нерешительно молчали.

– А вдруг город пал? – неуверенно спросил кто-то.

– Зачем дразнить татар? Может, уйдут себе стороной… – поддержал другой.

Аскольд вскочил.

– Город стоит! – глухо, но твердо сказал он. – А насчет дразнить… – он зло улыбнулся, – Москва тоже дразнить не хотела. И пала. Как и другие.

Воцарилось молчание. Его нарушил князь. Он подошел к Аскольду.

– Сын мой, мужайся. Я очень хочу помочь козельцам в их беде. Завтра, думаю, совет решит. – Он отвернулся, избегая пытливого взгляда юноши и показывая тем самым, что прием окончен.

На другой половине княжеского терема княгиня с нетерпением ждала окончания совета.

– Ну, что решили? – спросила она, едва Михаил переступил порог.

– Да пока ничего. – Он взял флакон с какой-то мазью, понюхал, фыркнул и поставил на стол. – Но думаю, надо помочь. Свои же…

Княгиня вскипела, вставая против него:

– Ну и дурак же ты, батюшка, хоть и князь! – Ее полнеющая фигура, не затянутая в корсет, выглядела ужасно. Князь отвернулся. – Никто не хочет связываться с татарами! Послушай моего совета: не ходи, не навлекай напрасный гнев этих чудовищ. К тому же… пока этот вестник добирался сюда, город уже, наверное, пал. Не ходи, сердце беду чует. Хочешь, пусть ворожея погадает? – примирительно произнесла княгиня.

Вызванная срочно гадалка задернула шторы, долго бормотала что-то над чашей с водой, потом достала из потайного кармана золотое кольцо. Произнесла над ним еще какие-то заклинания, подула и осторожно опустила в чашу.

– Берегись, князь, уж больно плохо оно упало, – наконец проскрипела она. – Как бы беды не было. – И, прихватив чашу, ушла, не переставая бормотать что-то себе под нос.

На следующий день не успел Аскольд пересечь порог княжьих хоромов, как на него обрушилась гнетущая мрачная тишина.

– Дружина сейчас не готова, – голос князя Михаила звучал глухо. – Вот соберемся… Да и Мазовецкого надо подождать. Одни можем и не осилить. – И, не поднимая глаз, закончил: – Сейчас я ничего не могу сделать.

Аскольд молча поклонился, едва сдерживая бушующие внутри гнев и отчаяние, и вышел из гридницы.

Меченый, ожидавший его на крыльце, понял все сразу.

– Не печалься, друг. – Он похлопал Аскольда по плечу. – Подымем дружину сами.

Добровольцы нашлись. Несмотря на все увещевания и угрозы старших, две сотни черниговцев решили пойти козельцам на выручку.

– Мы не можем бросить братьев в беде, – сказали они. – Пусть падет кара на голову тех, кто забывает своих!

Купечество не пожалело средств на обеспечение отряда.

Прощались тихо. Меченый, когда жена подняла на него умоляющие, полные слез глаза, только и сказал ей:

– Если что… сына Аскольдом назови. – И со всех сил стегнул коня, чтобы не видеть ее слез.

Глава 15

А в Козельске сухими, без слез, глазами плакала Всеславна, глядя с крепостных башен на пустынную дорогу. С каждым днем уменьшалась надежда на помощь, на возвращение любимого человека. И все упорнее был враг, все настойчивее его штурм.

Татарам удалось все-таки подтащить свои адские машины. Затрещали городские стены. А помощи все не было, напрасно взирали козельцы на спасительный запад. И другой враг все крепче брал за горло костлявой рукой – голод. Таяли запасы, которые так берег воевода. Но никто не предложил просить у врага пощады, никто не сказал худого слова, не бросил на воеводу осуждающего взгляда. Бились насмерть, не отступая, стояли твердо. Кончилась смола, кончились камни – пошли в ход жилища. Бревнами били заклятого врага…

В этот день княжна, по обыкновению, устроилась у знакомой бойницы. Ее внимание привлекла необычная суета, царившая в лагере врага. Женщины ловили и седлали лошадей, ребятишки притихли и попрятались в юртах. Татары явно готовились бежать с насиженного места! На горизонте высоко в небо взметнулись столбы черного дыма. Неужели сбылось? Сердце девушки забилось от радости. Хотелось закричать во весь голос: «Идут! Идут!» Она бросилась вниз, чтобы обрадовать земляков, но опоздала. Город уже ликовал.

Громом средь ясного неба обрушился на лагерь врага отряд урусов. Пламень и треск костров, тяжелые клубы дыма, стоны раненых увеличивали смятение и растерянность. Громкий отчаянный крик, словно удар урусского колокола, поднял хана с постели.

– Коловратка пришел! Беги, хан!

Натянув мягкие тупорылые сапожки и накинув на ходу халат, Батый бросился к выходу. Птицей взлетел в седло и понесся к стоянке Субудая. Тот сидел на низеньком табурете, а слуги, пыхтя, натягивали ему на кривые ноги обувку.

Увидев спокойное лицо полководца, хан несколько расслабился.

– Мне сообщили, что появился Коловрат! – сказал Батый, дернув щекой.

– Откуда? – Субудай усмехнулся. – После того как урус ускользнул от нас, я приказал усилить посты на той стороне. Если они не засекли противника, значит, прошел небольшой отряд. Только он и мог ускользнуть от глаз моих соколов.

Батый облегченно вздохнул.

– Что предпринял?